Форум » Ссылки и обсуждения » Эндрю Самуэльс. Отец. » Ответить
Эндрю Самуэльс. Отец.
halina: Эндрю Самуэльс Отец // The Father: Contemporary Jungian Perspectives. - N.Y. University Press. - 1985 Переводчик передал право на размещение текста сайту "Обе Пряхи" ВСТУПЛЕНИЕ Во вступительной части мне хотелось бы пояснить обстоятельства появления на свет этой книги, сказать несколько слов о значимости и важности темы "отца" и выразить свое соображение по поводу того, каким заметным событием становится книга, оценивающая труды Юнга. Чтобы заложить основу для рассмотрения изложенных ниже статей, мне приходится отметить ряд несогласий, или, если угодно, разночтений между понятиями психоанализа и аналитической психологии (термин юнговской психологии), а также вкратце описать основные черты аналитической психологии в её взаимосвязи с психикой человека и аналитической практикой (фокусируя внимание на некоторых деталях проблем пола, сексуальности и взаимоотношений между мужчиной и женщиной) и представить в итоге обширный спектр умозаключений, обогащающих само понятие отца. В 1983 году я написал статью о развитии личности, в которой рассматривал несколько трудов юнговских аналитиков, посвященных роли отца, и опубликованных в конце 1970-х и 1980-х г.г. Было очевидно, что авторы этих статей совершенно сознательно пытались пересмотреть то, что они прежде воспринимали как диспропорцию в своем профессиональном интересе к женщине-матери и взаимоотношениям матери с ребенком - основной объект внимания психоаналитической науки в последние годы - чтобы не недооценить роли отца в процессе психологического созревания и признать отца достаточно влиятельным фактором развития эмоциональной жизни личности. Примерно тогда же кое-кто из моих друзей познал радость отцовства. Они рассказывали мне о своих родительских планах, надеждах и фантазиях в такой форме, что не оставалось сомнений в их серьезной приверженности к истинному супружескому партнерству. То есть отцу в воспитании ребенка должна отводиться не меньшая роль, чем матери. Некоторые отцы признавались, что их представления о методах воспитания радикально отличаются от методов их собственных отцов, которые действовали скорее по наитию. Время от времени мы обращаемся к литературе по беременности и детству, и все без исключения рассуждаем о важности роли отца в период младенчества и детства, хотя этот феномен имеет относительно недавнюю историю. Когда я исследовал собственный аналитический опыт, я мог заметить, что проблематика, связанная с функцией отца в семье, оказалась не столь существенна, как материнский аспект в воспитании ребенка. Осмысление индивидом супружества своих родителей часто возникало как некий центральный психологический фактор. Вдобавок ко всему, видимо под влиянием императива Фрейда о концентрации на страхах кастрации и фрустрации, отцы играли второстепенную роль в аналитике, или, по меньшей мере, - в литературе по психоанализу. Совершенно очевидно, что следует ждать перемен. И такие перемены - в осознании положения вещей, как и изменения в практике поведения - стали заметны, хотя частично они вызваны и рядом аспектов интеллектуального свойства. Свою роль сыграло в этом процессе и женское движение, а также переосмысление, по крайней мере, в некоторых слоях общества, традиционного образа "идеального мужчины". Если феминистское сознание приведет к принятию патриархальности, тогда глава семьи выйдет из тени, и никто из проницательных мужчин не окажется способным избежать того, чтобы осознать себя в новом качестве, либо понять, что же все-таки означает некая растущая неясность во взаимоотношении полов. Такая интроспекция окажет несомненное влияние на женщин, которые его окружают, и весь цикл начнется с самого начала. Следует понять, что эти социальные и культурные перемены в момент их возникновения приводят к огромным проблемам эмоционального характера. Мы можем наблюдать болезненный отход от давно сложившихся культурных традиций. Время от времени переоценка самого понятия, что есть "мужчина", оказывается важнее понимания фактора "мужественности". И мы вдруг видим, как отец начинает брать на себя функции матери, наделяется переопределенными, и поэтому для себя иллюзорными, традиционно "женскими" качествами, как, например, мягкость и сговорчивость, и, кроме всего прочего, впадает в глубокое заблуждение относительно характера взаимоотношений между полами. Аналитики начинают сталкиваться с мужчинами нового типа. Он - любящий и заботливый отец своих детей, нежный и чувствительный партнер в браке, которого заботит мир во всем мире и стабильность окружающей его среды; он может быть и вегетарианцем. Нередко он даже объявляет себя феминистом. И в самом деле, он, кажется, во всем заслуживает только похвалы. Но он не счастлив, и таковым, видимо, останется до тех пор, пока или мир не привыкнет к нему, или он сам не окажется способным интегрировать свои поведенческие и ролевые изменения на глубинном психологическом уровне. В противном случае этот мужчина, ставший жертвой по существу позитивных и плодотворных перемен в собственном сознании, останется эдаким "маменькиным сынком". Потому что все его поступки будут направлены лишь на то, чтобы угодить Женщине. Понимание психологии ведет к осознанию причин, по которым аналитические психологи уделяют столько внимания публикациям своих идей и открытий, касающихся отца. Это - фундаментальная доктрина аналитической психологии, нарушающая равновесие в осознанном отношении, имеющем тенденцию к образованию компенсаторным неосознанным подвижкам. Психика воспринимается, как "стремление" остаться в равновесии. Если этот принцип применить к проблеме отца, тогда станет более понятным, почему аналитические психологи проявляют к этой проблеме столь живой интерес (хотя, как можно понять из статьи Layland, психоанализ, похоже, движется в том же направлении). Возможно, это тот случай, когда аналитики реагируют на возросший спрос на статьи подобного рода, а не просто пишут их лишь ради факта опубликования. Существует две специфических причины, почему аналитическая психология может демонстрировать свою активность подобным образом. Первая причина: учреждение аналитической психологии в качестве клинической дисциплины как полноправной области медицины, реализуемой с высоким профессионализмом и в определенных рамках. С прагматической точки зрения, вторжение на территорию относительно "белых пятен" всегда привлекает ученых. Интерес к трудам Юнга фокусируется в те дни на психотерапевтических параметрах его учения, как и на его подходе к трансцендентности и трансформации. И в самом деле, было бы более точным рассуждать о попытках залатать в аналитической психологии трещину между т.н. "мистицизмом" и очевидным клиническим этосом (Stein, 1982; Schwartz-Salant, 1984; Samuels, 1985). И статьи в этой книге могут восприниматься в контексте этого процесса. Второй специфический фактор, который побуждает аналитическую психологию сосредоточить внимание на роли отца, как только происходят описанные выше культурные изменения, - интерес ученых школы Юнга к коллективистским аспектам характера мужчины. Несколько статей в данной книге (особенно, статья, написанная самим Юнгом и публикуемая впервые не в числе его "Избранных трудов"), посвящены использованию групповых материалов (мифов, легенд, типичных расхожих сюжетов), помимо фактов истории, в которых мы привыкли черпать иллюстративный материал к конкретному обстоятельству. К приведенным в данной книге статьям необходимо предисловие, чтобы очертить весь круг рассматриваемых тем и проблем. Это позволит избежать разочарования читателя, как и его иллюзорных надежд найти у авторов то, чего при прочтении в статьях не оказалось. Читатель не найдет в книге социологического анализа патриархального общества, как и подробного изложения феминистских идей. Некоторые утверждения читателю могут показаться старомодными (ниже эта точка зрения обсуждается более подробно). С другой стороны, психологическая проекция, свойственная всем этим статьям, - даже тем, в которых рассматриваются коллективистские или культурные концепции, - касается лишь того, что упускается в современных дебатах о сексуальности, отношениях полов, отцовстве и материнстве. Под "психологической проекцией" я имею в виду далеко не только автобиографический материал; достаточно много здесь и описаний детьми своих родителей. Сюда входит и сущность глубоких эмоциональных переживаний и трансформация этой сущности в форму организованного мышления. Читатели с медицинским образованием уже знакомы с подобным стилем изложения; поэтому меня больше заботит восприятие специалистами в сфере социологии/культуры, или читателями, чьи интересы лежат в сфере массового аспекта науки о сознании - хотя им придется обращаться к выраженным здесь аналитическим идеям, а, по меньшей мере, одна из них никак не совпадет с руслом их интересов. Особенно, это касается того, что аналитикам предстоит сказать о взаимоотношениях отца и дочери в нормальной и патологической формах, и это дает возможность новой проекции на рассматриваемую тему (см. ниже). Если даже некоторым читателям знакома рассматриваемая тема, исчерпывающий характер исследования всего того, что имеет отношение к "отцу", само по себе имеет определенную ценность; и широта охвата темы может генерировать собственную глубину исследования. Для тех, чьи знания в области основополагающих теорий неглубоки или отрывочны, ориентироваться в материале будет куда труднее. Точно таким же образом, далеко не все сведущие в идеях Юнга хорошо осведомлены о развитии психоанализа как науки; поэтому данное вступление предназначено и для них. Надо сказать, я включил одну из статей по психоанализу, преследуя именно такую цель. Хотя в книге приведены многочисленные примеры из практики с их анализом, здесь же содержится разнообразие концептуальных взаимосвязей, которые приходится отличать друг от друга, стараясь не допускать чрезмерного увеличения объема публикуемых статей. Юнг и Фрейд: 1906-1913 Возможно, некоторые из читателей совершенно не знакомы с характером взаимоотношений между Фрейдом и Юнгом и не знают о том, что: Юнг читал в 1900 г. "Толкование сновидений" и перечитывал эту книгу в 1903 г.; Юнг послал Фрейду экземпляр своих "Исследований ассоциативных слов" (Собр. соч.,2) в 1906 году, после чего ученые вступили в переписку; эти взаимоотношения стали много значить для обоих; в 1907 г. они встретились и проговорили тринадцать часов подряд; Фрейд счел Юнга Принцем Короны в королевстве психоанализа (Фрейд был старше Юнга на девятнадцать лет); не еврейское происхождение Юнга для Фрейда было даром небес, так как он боялся, что психоанализ станет "еврейской наукой"; в 1909 году они вместе совершили поездку в США; потом возникла напряженность в отношениях и концептуальные противоречия; их отношения испортились к 1912 году, когда Юнг опубликовал Wandlungen und Symbole der Libido (позднее: "Символы трансформации""; Cобр. соч.,5); окончательный разрыв произошел в 1913 году. Вскоре после разрыва Юнг назвал свое психологическое исследование "Аналитической психологией". Взаимоотношения этих ученых обогатили обоих. Фрейд дал Юнгу уверенность в своих силах и нравственное бесстрашие, которого тому не хватало, а также статус человека, которому впору королевская мантия. Кроме того, не знало границ влияние Фрейда на Юнга в качестве хоть и отдаленного куратора его медицинских исследований, особенно, при возникновении тех или иных проблем. Помимо сугубо личностного влияния Юнг дал Фрейду первое практическое признание идеи тестирования подсознательного методом ассоциативных слов. Юнг добился возможности исследовать подсознание путем анализа ответных слов испытуемых на тест-слова в зависимости от скорости ответов, вероятности колебаний, отказа от ответов, повторов и так далее. Если список слов использовался повторно, исследовались расхождения в словах-ответах. Напряженность пациента и его тревожная реакция на конкретные тест-слова давали представление о проблемах конкретного пациента. Результаты тестирования оказались впечатляющими. Такое тестирование потом не применялось в медицинских целях аналитическими психологами, как не применялся тогда и психогальванометр, введенный позднее для замера физиологических изменений в электропроводимости кожного покрова. Тестирование не было введено в медицинскую практику, главным образом, потому, что когда клиницист имел базовую концепцию относительно комплекса, с которым ему приходилось иметь дело, он мог выбрать ординарные методики излечения. Комплекс, который удавалось обнаружить у пациента с помощью такого тестирования, был результатом смешения активности первичной коры (см. ниже и Глоссарий) с человеческим опытом, особенно в ранние годы жизни. Юнг считал комплекс "группой представлений эмоциональной сферы". Он настаивал на том, что наши чувства определяются нашими комплексами. Если комплекс рассматривать в динамике, он может вступить в к
Ответов - 2
halina: Эндрю Самуэльс Отец // The Father: Contemporary Jungian Perspectives. - N.Y. University Press. - 1985 Переводчик передал право на размещение текста сайту "Обе Пряхи" Традиционно анима и анимус считаются "контрасексуальными" компонентами мужчин и женщин, соответственно. Обычно проводится сопоставление с биологией; каждый из нас является носителем генов противоположного пола. Контрасексуальность проще понять символически, человек может не ощущать, или почти не ощущать в себе генов контрасексуальности, тем не менее, их наличие является научным фактом. Юнг первым разработал свою теорию анима-анимус, когда переживал глубокий стресс после своего разрыва с Фрейдом и "сошел" внутрь собственного подсознания. Там он встретил услужливых женщин, гидов в чужих краях, которые он посещал, и критиков его научных трудов. Позднее Юнг расширил свою теорию, аналогичным образом распространив ее на женщин. При переводе этих слов (анима и анимус) возникли некоторые затруднения: оба термина имеют значение "душа", но анима больше склонялась к понятию "дыхание жизни", а анимус - к понятию "разумность". Зачем связывать психологические характеристики со строением тела? Ответ можно найти в элементарном символизме. Мужчина совершенно естественным образом представляет себе "другого" в символической форме женщины, имеющей другую анатомию. Женщина же символически представит себе то, что для нее самой таинственно и чуждо, в виде тела, отличного строением от ее собственного тела. Так что контрасексуальность фактически является чем-то вроде контрапсихологии, а сексуальность - ее метафорой. Отсюда следует, что путем взаимодействия этих внутренних факторов индивид способен расширить свой психологический репертуар. (Далее приводится пример символизации такого рода, касающейся "тени" - см. Глоссарий. Здесь мы видим персонификации, обращенные к неакцептивным аспектам личности). Что касается фактора половой принадлежности, то ограничения (как реальные, так и фантазийные), завязывание психологического поведения на анатомию - могут быть преодолены. Подчеркивая это, концепция Юнга предложила модель, в которой индивидуальные ценности и отношения способны меняться даже в рамках тиранической системы. Надо сказать, что такая теория вовсе не предполагала обеспечить женщине доступ в "мужской" мир. Скорее ей указывался способ доступа ко всем психологическим возможностям. Таким же образом концепция Юнга "Эрос и Логос" распространяла ощущение всеобщей потенциальности. Эрос и Логос - исходные начала психологического функционирования, они оба встроены в каждого из нас. Предполагается, что они участвуют в различных формах функционирования двух полушарий головного мозга (Rossi, 1977). Эрос говорит о коммуникативности, связанности, гармонии, целостной перспективе и назван именем возлюбленного Психеи, сына Афродиты. Логос отвечает за рациональность, логику, интеллект и аналитическую перспективу и означает "слово". Ясно, что для жизни человека необходимы оба этих великих начала, и все люди, мужчины и женщины, ежедневно демонстрируют обращение и к Эросу, и к Логосу. Но временами Юнг воздерживался от такого утверждения. Тогда Эрос соотносили с "женским" началом, а Логос - с "мужским". Сама по себе такая идея не представляла никакой проблемы (хотя и вводила в заблуждение), потому что, как нам известно, женщина может совершенно свободно повести себя "по-мужски". Но стоит лишь настаивать на том, что мужчины характеризуются исключительно Логосом, а женщины - исключительно Эросом, как несостоятельность аналитической психологии становится очевидной. Тем не менее, когда Юнг написал, что "это функция Эроса - объединить то, что разделил Логос" (Cобр. соч.,10, параграф 275), и в доказательство привел прочие многочисленные и подобным образом сбалансированные утверждения, - его идеям потребовалось новое применение, о котором я и рассказываю здесь. Нам необходим какой-то более нейтральный язык, наделенный большей гибкостью. Возможно, окажется достаточно применения формы Bion "форма/содержание". Но лучше всего было бы упорядочить эту область науки и не допускать излишнего употребления гендерной терминологии, кроме тех случаев, когда это действительно необходимо. Такие замечания, являющиеся, по сути, предположением, как можно читать Юнга (то есть методом деконструкции Юнга), должны послужить своего рода противоядием к образу Юнга и ассоциируемых с ним аналитических психологов, как предвзятых и пристрастных. Юнг был человеком своей эпохи, но у него было свое видение индивидуации (см. Глоссарий), выходящей за рамки традиционных ограничений на гендерные потенциальности. Этот обзор имеет значение для нашего обсуждения отца. Что значит для него это понятие сопряженности мужского и женского начал? Существует ли в отцовстве какой-либо "женственный" аспект, который можно было бы подчеркнуть? У нас образ отца, поведение нашего отца, наше функционирование в качестве отца - все это можно найти во внутренней (архетипной) сфере, в облике личности, или в комбинации того и другого. Здесь мы имеем внутренний и внешний аспекты - реальный отец, которого мы знаем во внешнем мире, и присутствие образа отца внутри нас (и комбинацию первого и второго). И сейчас мы сосредоточим наше внимание на первой паре (облик личности и архетип отца). Архетип отца Упоминание архетипа отца вступает в противоречие с образом, ограниченным личным опытом. Сама эта идея заключается в том, что в основе нашего собственного отца, которого мы знаем и с которым мы общаемся, лежит внутренняя психологическая структура, которая оказывает влияние на способ нашего общения с ним. Эта структура функционирует как некая программа или ожидание определенных свойств и черт в данном пространстве; это - своего рода предрасположение, которое ведет нас к практической жизни по определенному образцу, психологический эквивалент инстинкту. Какими выдающимися ни были бы проявления отцовства, независимо от того, какими качествами ни была бы наделена эта мужская личность, - следует понимать, что эти качества не являются случайными или результатом случайного совпадения обстоятельств. Восприятие нашего собственного отца - лишь конечный продукт, опирающийся на структуру архетипа. Обе половины этой формулы необходимы друг другу: нет архетипа, нет модели или взаимосвязности внутри "отца", - нет персонального воплощения архетипа, нет живого человека. Когда мы строим наши отношения с отцом, мы также включаем наши ожидания, направленные на него. Сильный он или слабый, подавляющий или заботливый, - зависит от того, соответствует он или не соответствует нашим ожиданиям. Мужчина не обязательно может быть предрасположенным и под влиянием культуры готовым к исполнению отцовских функций, но какие-то обстоятельства могут сложиться таким образом, что культурная предрасположенность к отцовству сама по себе возникнет из частей архетипа (статьи Shorter и Greenfield в этой книге). Аналитические психологи обычно стараются разделить понятие структуры архетипа (или модели) с образом архетипа отца. Это происходит потому, что хотя эта структура может быть либо внутренней, либо наследственной, сам образ формируется под влиянием индивидуальности и культурного опыта. Теоретическая позиция находит другое применение: подчеркивается, что чьи-то представления об образе отца - не что иное, как комбинация только обозначенных ожиданий, детерминированных архетипом и культурой, с персональным, историческим опытом индивидуальных черт и качеств конкретного человека. Своеобразие образа "отца" в нашем восприятии зависит от наличия взаимосвязаности нашего отца с собственным архетипом. Фактический отец по этой причине может характеризоваться как архетипный в той или иной степени; проблема заключается в демонстрации, каким образом личность отца обретает меру управляемости с учетом человеческих возможностей. Потому что чем "архетипнее" образ отца и чем экстремальнее и примитивнее он становится, тем труднее будет индивиду установить человеческие взаимосвязи со своим собственным отцом. Эту мысль мы можем сформулировать следующим образом: степень человечности в образе персонального отца и простота, с которой этот образ может общаться с ребенком, зависят от успехов отца в деле гуманизации архетипного образа. Если вернуться к двум изложенным выше шкалам (сильный-слабый, подавляющий-заботливый), то задача персонального отца в его взаимоотношениях с собственными детьми - избежать риска зависнуть на одном конце этой шкалы при полной утрате всех прочих позиций. Крайние позиции заставят ребенка иметь дело с образом отца, излишне преувеличенным и слишком односторонним для того, чтобы сделать возможными удовлетворяющие ребенка взаимоотношения с фактическим отцом. Как когда-то в психопатологии, эта проблема становится одновременно одной из проблем, когда плохо слишком много и плохо слишком мало. Когда сильного отца "слишком много", в ребенке подавляется индивидуальное духовное начало. Когда в отце слишком мало силы (слишком много слабости), ребенок чувствует себя незащищенным и утрачивает стимулы к активным проявлениям. Сверхзаботливый отец - плохой помощник для вступающего в жизнь ребенка. Но и грубый, жесткий, придирчивый, подавляющий волю отец окажет разрушительное влияние на психосексуальное и социальное функционирование своего отпрыска. При исходной избыточности или серьезной нехватке простых эмоциональных проявлений в личности отца индивиду ничего не остается, кроме как обращаться к архетипу образа отца. Внутренний отец До сих пор мы обсуждали смешение личностных и архетипных факторов в нашем представлении о своем фактическом отце, то есть отце, находящемся вне нас, с которым мы общаемся. Он находится "вовне", даже когда окрашен проекциями изнутри. Но что есть внутреннее содержание образа отца - символ определенных эмоциональных качеств или психологических функций? Здесь мы тоже видим комбинацию интроецированных персональных характеристик реального отца со структурным (т.е. архетипным) отцом в подсознании. Но следует критично признать, что теперь он стал частью собственной психики индивида. Вот четыре основных сферы, в которых внутренний отец играет важную роль: (1) вопрос личной и социальной власти; (2) эволюция идей и ценностей; (3) развитие сексуальности и психосексуальной идентичности; и (4) социальная и культурная роль. Предлагаю рассмотреть вкратце эти четыре сферы функционирования внутреннего отца, а затем изучить ряд специфических эмоциональных взаимоотношений, в которые отец вовлечен полностью: отношения отца и матери, отношения отца и дочери, отношения отца и сына и так далее. Поскольку наша культура дает мужчинам больше возможностей осуществлять властные функции, больше мобильности и энергии, чем женщинам, внутренний отец символизирует взаимосвязь индивида с властью, а также - способность быть авторитарным. Такие качества как решительность, смелость и физическая сила могут в таком символическом подходе рассматриваться, как составные образа внутреннего отца в глазах мальчика или девочки. В более негативной форме эти черты проявляются как нравственная жесткость, авторитаризм и навязчивые мысли или действия. В течение жизни в условиях развития личности центр власти способен к смещению. На первых порах интроекции родительских запретов и интернационализация родительских порицаний формирует основу для самооценки и для отношений с другими людьми. Затем возникает модель внутреннего голоса со своими собственными особыми средствами управления, - нечто, похожее на формирование гравитации, - ощущение прочности своего положения и способности к самостоятельным суждениям. Движение от доминанты супер-эго к такой независимости зависит от наилучшей организации пространства общения индивида с его (или - ее) внутренним властителем/отцом. Когда слишком мало такого пространства и излишне жесткие границы, а также ощущение власти, укоренившейся в собственном "я", эволюция будет лишена побуждающих стимулов. Когда слишком много такого пространства, слабость границ и ощущение, что существующую власть можно будет слишком легко преодолеть, порождает ложные, а, возможно, и догматические представления, или, наоборот, постоянную потребность в поддержке других (см. статью Dieckmann в данной книге). Вторым символическим аспектом была взаимосвязь внутреннего отца с развитием идеалов и ценностей. Юнг заинтересовался сущностью отца как представителя духовного мира в противоположность земному, заключенному в символическом образе матери. При этом он не утверждает, что "отцы духовны, а матери приземлены". Приведенный ниже отрывок проясняет, что именно он говорил об архетипах матери и отца: Архетип матери ближе всего к ребенку. Но с развитием сознания отец также входит в поле его зрения и являет собой архетип, который по своим характеристикам во многом противопоставлен архетипу матери. Как архетип матери корреспондируется с китайским символом инь, так архетип отца соответствует символу ян. В нашем отношении к понятию "мужчина" мы ассоциируем его с законом и государством, здравомыслием и духовностью и с динамизмом характера. Понятие "отечество" предполагает границы, определенную локализацию в пространстве, а вот землю мы именуем "мать-земля", полагая ее спокойной и плодотворной. Отец... представляет собой власть, и поэтому - закон и государство. Он является... созидающим началом, духом, творческой энергией, атманом (Cобр. соч.,10, параграф 65). Некоторую поддержку идее Юнга о соотнесении образа внутреннего отца
halina: БЕЗ ОТЦА. Проблема реально или эмоционально утраченного отца, и, как результат, негативное влияние этого фактора на детей подробно обсуждается в статье Seligman. Здесь отмечаются два аспекта отца, как функции. Первый: существование и функционирование архетипа отца в сознании ребенка означает, что какая-то форма внутреннего образа может развиваться, даже когда внешнее воплощение человека не имеет места. Происхождение такого образа может быть неведомо сознанию ребенка, как и совершенно необязательно должно подтверждаться внешним объектом. Хотя случается, что когда в семье нет отца, воображение формирует в сознании некий образ взрослого мужчины, прототипом которого может послужить школьный учитель, молочник и так далее. Случается, что такой пробел заполняет какая-нибудь фантазийная фигура вроде Супермена или рок-звезды. Мне хотелось бы подчеркнуть, что придумывание "отца" до той или иной степени свойственно каждому ребенку, который растет в семье, лишенной реального отца. Для неполных семей внутри западной культуры этот фактор вовсе не минимизирует проблемы взросления. В 1984 году в каждой восьмой британской семье дети воспитывались одним родителем - один миллион семей и полтора миллиона детей (из одиноких родителей мужчины составляли десять процентов). В течение последних десяти лет количество неполных семей выросло от 8 до 13 процентов. Здесь надо отметить, что такие семьи сталкиваются с огромными экономическими и социальными проблемами, особенно, если неполная семья существует в течение длительного времени. С психологической точки зрения, для некоторых матерей-одиночек, воспитывающих одного или нескольких детей, такая жизнь считается более приемлемой, чем постоянные взаимоотношения с мужчиной, который по чисто эмоциональным причинам может существенно осложнить им жизнь. Этот фактор может заставить женщину сознательно или неосознанно прекратить свои отношения с отцом ее детей. Такая женщина может быть в плену своих фантазий женского ложного гермафродитизма (Samuels, 1976). Утрата в семье отца, как выяснилось из клинических материалов, может в ряде случаев быть результатом гермафродийных фантазий матери пациента и вовсе не являться примером беспомощности или незрелости отца пациента. Следует рассмотреть и феномен отца-одиночки. Воображаемый родитель - не то же самое, что человек из плоти и крови. Однако при условии гибкости в отношениях энергичный и добросовестный отец при удачном для него стечении обстоятельств может добиться больших успехов. В целом долгосрочные психологические стрессы, переживаемые членами неполных семей, нуждаются в разграничении с результирующими проблемами социального и внешнего характера. Однако нельзя не признать тесной связи между материальными и эмоциональными факторами. Отец и метод исследования проблемы Эта глава будет краткой, поскольку рефлексии по методам исследования личности отца являются основной темой многих статей, вошедших в данную книгу. В анализах образы отца проецируются пациентом на аналитика в процессе активного общения. Хотя в начале общения пол и возраст аналитика могут иметь значение, усложненный (или обогащающий) материал, в конце концов, может быть правильно оценен и более молодым аналитиком женского пола. Аналитик способен стать реципиентом архетипных образов внутреннего отца в случае, если внешний отец является "утраченным", или воспринять позитивные образы при полностью негативном характере реальности. Затем он (или она) осуществит функцию облагораживания таких образов, вступив во внутреннюю семью пациента в ходе аналитического процесса. Если у пациента сложилось очень бледное эмоциональное представление об отцовстве (фактически подтверждающее архетипно негативный образ отца), аналитик может получить насыщенное проецирование в образе плохого отца. Либо образ отца будет окутан архетипно ценными качествами или безмерно идеализирован подсознательной надеждой пациента приукрасить прежний опыт, имевший крайне негативную окраску. В любом случае такая надежда является своего рода формой связующего звена терапии с экстремальным образом. Насколько мне известно, еще не было случаев, чтобы работа с отцовским материалом потребовала изменения техники анализа. Если аналитик в большей мере разобрался в определенных глубинных слоях образа отца пациента - выскажитесь по этому вопросу после прочтения книги - тогда может измениться тональность процесса, но не его суть. Поэтому мне представляется целесообразным завершить это предисловие кратким изложением главных тематических противоположностей, которых нам пришлось здесь коснуться. Это противоположности перенесения и контрперенесения образов отца. Конечно, не все из этих пар являются активными в одно и то же время: Иметь отца/быть отцом Архетипный отец/персональный отец Внутренний отец/внешний отец Кастрирующий отец/помогающий отец Сильный отец/слабый отец Эротический отец/подавленный отец Духовный отец/инцестуальный отец В следующих главах будут рассмотрены проблемы, связанные с отцом. Некоторые будут затрагивать архетипические темы; другие - тему персонального, личного отца. Ряд глав специально посвящен тому, чтобы перекинуть мостик между различиями. Читатель увидит, что в этой книге, написанной с профессиональными целями, многие из идей Юнга считаются само собой разумеющимися и не требующими объяснений. Это и есть одна из причин создания данного предисловия - объяснение базовых принципов аналитической психологии. В этом отношении также будет полезен глоссарий. Специфические концептуальные черты теории должны быть усвоены, даже если клинический процесс и напоминает психоанализ. Данная книга показывает, что отличие от психоанализа и в то же время близость к нему вместе характеризуют современную аналитическую психологию.
полная версия страницы